Печать

Анатолий Омельчук: сам себе жанр

Можно не признавать Анатолия Омельчука как писателя, не любить как телеведущего, злиться как на руководителя и не читать как литературного критика, но отрицать, что Анатолий Константинович интересная, многогранная и не вписывающаяся в обывательские стандарты личность, — невозможно.

 Родительская семья: истоки и вечная любовь

— Я деревенский, и это своё счастье осознал не сразу. Мама — простая крестьянка. В 1925 году по столыпинской реформе её семья перебралась из Белоруссии в Сибирь. Часть пути она, пятилетняя девочка, прошла пешком.

Единственная интеллигентка, какую в своей жизни видел, — это моя мать, хотя я даже с академиком Лихачёвым знаком.

Папа — ссыльный хохол из Винницкой области, который гордился, что он кадровый рабочий: 40 с лишним лет на лесозаводе проработал. Слово «пролетарий» не любил. Не думаю, что когда я пошёл учиться на филолога, это порадовало рабочую гордость моего отца. Но они с матерью никогда не навязывали своего мнения, не дали ни одного ненужного совета.

О том, что отец ссыльный, узнал только в 18 лет. Репрессировали его странным образом. У деда было 13 лошадей и 11 детей. Поступила разнарядка: тебе, дед Терёшка, в ссылку в Сибирь надо отправить двух. У старших семьи, обозы. И семья отправила в Сибирь младших — отца да его сестру Татьяну. Так все делали.

Отец прожил, на мой взгляд, замечательную жизнь. Содержал семью, четверым детям дал образование, выполнил все предназначения. Словом не обмолвился, что семья добровольно выкинула его. Но в душе, думаю, у него все равно была обида. Хотя, может быть, это я придумал.

Родители держали хозяйство, но зарабатывал отец на заводе. Зарплата в месяц 47 рублей. Чтоб было понятно — это по тем временам 15 бутылок водки.

С годами пришло осознание, что у меня великие родители. Если я хороший трудящийся — это только от отца с матерью. Только труд поможет пробиться в жизни, считали они.

Главное — зарплата должна быть выплачена вовремя

— Спрашиваете, кто я в первую очередь: писатель, журналист… Если честно, всё происходит естественно, нет никакой делёжки между ролями. Но сначала обязан выполнить свои должностные обязанности: у коллектива должна быть работа, зарплата должна быть выплачена вовремя.

Многие думают, если мы государственная телерадиокомпания, то сидим на бюджете. Последние восемь лет в нашем кошельке нет ни одного рубля налогоплательщиков. Всё зарабатываем сами: должны набегать, натоптать, отработать деньги. Моя задача — найти работу, найти деньги, которые потом надо отработать. Чистый рынок.

Главным достижением и достоинством считаю тот факт, что «Регион-Тюмень» входит в пятёрку тех телерадиокомпаний нашего холдинга, у которых самый высокий уровень средней заработной платы.

Когда пришёл 25 лет назад, в коллективе было 450 человек. Сейчас нас 135, но объёмы вещания на телевидении и на радио увеличились в разы.

Я ни одного человека сам не уволил. Мне иногда советуют: дадим три выговора и увольняем по статье, но я такими делами не занимаюсь. Каждый уходящий — по возрасту ли, по изработанности — сам пишет заявление, его никто не принуждает, но это всегда трагедия. Я знаю всех, кто на меня смотрит зверем из-за того, что пришлось уволиться. На мой взгляд, из тех, кто ушёл, все свой потенциал выработали.

Часть людей ушли, даже если задерживал.

Публицист, писатель, журналист…

— Считается, вершиной литературного творчества должен быть роман. Я понял, что романа никогда не напишу: не хочется мне ни за кого придумывать, рассказывать про то, что я никогда не видел и не слышал. Нужно писать то, что у тебя получается. А у меня получается… книга. Я и определяю жанр как книга — я пишу книгу. В ней немного писательства, немного журналистики, чуточку эссеистики-афористики. Смешение всех жанров. Если я сам по себе жанр, зачем буду вкладывать себя в какое-то русло?

Если кто возьмёт в руки мою книгу и сдуру прочтёт, я буду благодарен. Знаю своих читателей в лицо. Но из каких соображений человек возьмёт мою книгу да ещё прочтёт, мне непонятно. Прочтёт — глубокое спасибо. Не прочтёт — правильно поступит.

В последнее время я сам себя с недоуменным удовольствием читаю. Возьму книгу по нужде, перечитываю и смотрю: недурно получилось.

Чтобы не портить отношения с коллегами-писателями, их не читаю. Ну, я классический филолог, созревал — хорошо это или плохо — на великой литературе, поэтому уверен: никто не напишет лучше Чехова и Платонова. Мои современники пишут, увы, не на уровне того вкуса, который развивают на филфаке. Ни одна книга современных писателей в последние 20 лет меня не обожгла.

Современников лучше не читать, иначе оскорблённое эстетическое чувство переносится на личные отношения, и тогда либо я разговариваю с интересной личностью, либо со средним писателем.

Может быть, единственный, кто зацепил, это Георгий Семёнов в «Новом мире». Он слово целует.

…литературный критик

— Я литературный критик? Что ж, если мне это приписывают… Я писал только о наших северных авторах. Первым рассказал об Анне Павловне Неркаги, была публикация в журнале «Нева». И честно говоря, благословил её на вторую книгу.

В Тюменской области величайшая — мирового класса! — литература северных народов. Непризнанный Юрий Вэлла — Лонгфелло отдыхает, Еремей Данилович Айпин, Прокопий Салтыков, Леонид Васильевич Лапцуй.

Человек, который пишет на родном языке, зависит от уровня своего переводчика. Исключительно! Как-то, уже перед смертью, Леонид Васильевич Лапцуй стал обижаться на переводчиков. Я сначала недоумевал, ведь с ним работали классные профессионалы. Но Леонид Васильевич дал мне подстрочник поэмы «Тёр», и я понял: более гениальной вещи не читал. В ней говорил первозданный человек, тот, который ещё не оторвался от природы, который не помнит, не знает о канонах. Первобытно-первозданно.

Наши северные писатели очень естественные люди. У ненца Николая Вылки повесть есть «На острове» — Марсель Пруст отдыхает. В ней первозданная речь естественного природного человека. К сожалению, неоцененный феномен.

Я воспитывался с пониманием, что все великие люди или в прошлом, или где-то далеко. Встреча с безногим фронтовиком и ненецким Гомером Иваном Антоновичем Юганпеликом заставила меня понять, что великие — вот они, рядом, только будь добр, заметь их!

Про журналистику

— Журналистика существует в том обществе, в том режиме и в тех условиях, которые предлагает время. Была ли она в однопартийной системе? Да, и существовала блестяще, очень интересно.

90-95 процентов вещания нашей телерадиокомпании — это рассказы о жизни, о людях, о человеческих проблемах. Но их никто не замечает, обращают внимание на те пять-десять процентов, что занимает политика, власть. Но именно в этих 95 процентах у каждого из нас есть шанс писать о жизни. Никогда идеальной власти не будет, писать о власти придётся в любом обществе. И при любом обществе у нас останется шанс писать о жизни.

Вот есть такой политический поэт Дмитрий Быков, он о жизни уже не пишет, только о политике. Он в капкане, но ему там нравится.

Мы, журналисты, — дети этого общества со всеми его достоинствами, недостатками и уродствами. 95 процентов — это невообразимо много. В пяти же процентах возникает возможность, как бы помягче сказать, ссучиться. Это издержки, на любом производстве есть нежелательные и несправедливые требования начальника. Лично сам — я власть понимаю и принимаю. Это же моя власть, я её сам выбирал.

Про голос телеведущего

— Одна коллега-ведущая как-то сказала: «У вас голос такой сексуальной харизмы…» Думаю, в моём слежавшемся северном, прохрипшем голосе это присутствует.

Прозвище «Мистер э-э» знаю, я обращался к психологу по поводу своей манеры говорить, он сказал, что моё долгое «э-э» — самое коронное место в речи. Пока я тяну, идёт процесс либо подбора слов, либо формирования мысли. И мои слушатели начинают мне сочувствовать: найду ли, наконец, нужное слово. А сочувствие — самое главное. И я понял: такая манера вполне приемлема, раз возникает сочувствие.

Вы же знаете: голос не переделать, манеру говорить тоже. Но я прекрасно понимаю, что как телеведущий не обязан всем нравиться.

Про интерес к личности

— Программы «Персона», «Культ личности», в которых выступаю в качестве телеведущего, в центре внимания — личность. Таких передач сейчас не бывает, никто личностью не интересуется. В нашем обществе потребления индивидуализм растёт, а интерес к личности пропадает. Поэтому я выполняю и буду выполнять предписанную мне миссию интересоваться личностью. Больше всего люблю беседовать с доярками, буровыми мастерами, кузнецами и трактористами. Их в последнее время не так много, к сожалению.

В студии идёт такой разговор, чтобы человек мог… не расколоться, нет, раскрыться.

Смоктуновский. Пароль — «Земляк»

— Как я познакомился со Смоктуновским? Узнал случайно, что мы земляки. На севере Томской области расположен мой родной Молчановский район, моя деревня на реке Оби. А в Шегарском районе, в деревне Татьяновке, Смоктуновский и родился. Совершеннейший сосед!

Добиться встречи с ним было непросто — заслоном стояла его жена. Но как только становится известно, что я из соседнего района, Иннокентий Михайлович всё бросает и соглашается встретить земляка. Я попал к нему в гримуборную, мы полночи ходили по Москве. И он вспоминал старую сибирскую деревню.

Это было лет 25 лет назад, тогда только что вышел «Гамлет», это был абсолютный звёздный час Смоктуновского. Ведь фронтовик Смоктуновский после окончания театрального училища был вынужден выбирать между театрами Норильска и Магадана, потому что побывал в плену.

Потом мы съездили в Татьяновку, умирающую теперь деревню, встретили старых соседей, которые знают и помнят Иннокентия Михайловича.

Слово «земляк» — это пароль. А если вспомнить, что все мы земляки по планете…

Омельчук и любовь к женщинам

— Раскрою тайну. Один радиослушатель однажды позвонил и сказал: чем больше ты клянешься в своей любви к женщине, тем больше мне кажется, что ты латентный женоненавист­ник. Наверное, шутил…

Это, вероятно, врождённое, не благоприобретённое. Влюбляясь, слепну, хотя остатками сознания понимаю, что женщина — простое человеческое существо, в чём-то похожее на меня. Но я влюблён, я дурею, и сознание отключается. Божество! Совершенство!

Где ещё не побывал

— В этом году хочу съездить в истоки моих детских рек Чулым и Обь. Мечтаю проехать по Хакасии. У меня есть друг, который каждый август рыбачит на мысе Челюскина. Жду, когда позовёт с собой, буду ему удочки подносить.

Ещё есть места, где бы хотелось побывать. Главное, чтобы у моих друзей-спонсоров были возможности, а сейчас в мире экономический кризис, сами понимаете. Наши телеэкспедиции стоят недешево, только на бензин мы до 100 тысяч рублей тратим. Но верю: раз есть друзья, всё получится.

Хуже уже несколько раз было

— Что мне внушает оптимизм? Прошлое моё и моих ровесников. Я родился в бедной семье, в 4 часа утра надо было занимать очередь за хлебом — в руки давали по одной буханке. Но я лебеду не ел, а мои родители ели.

Всё вытерпится. Хуже уже несколько раз было. Страна, которая пережила революцию, знает, что такое самая страшная трагедия. В годы военные выдержать помогла стойкость тыла. Сейчас у нас страшное расслоение в обществе, и это плохие предпосылки. Есть горстка людей, которые захватили значительную часть народного богатства, — классическая ситуация, которую общество вряд ли потерпит. Мы стоим на перекрестке…

Про ситуацию в мире

— Война в её классическом смысле человечеству вряд ли грозит. Мужик — сильный, агрессивный мужик — перевёлся. Европа — уходящая натура, бздиловатая, ушибленная. Для меня Европа, кроме всего прочего, остаётся родиной фашизма. Чисто европейское изобретение. И что бы о нас ни говорило чрево фашизма…

Мы, Россия, ни разу войны не начинали. Только защищались и помогали. Думаю, сейчас Европа её не начнёт, народ там трусоват, осторожен. Китайцы ленивы, им достаточно себя. Безумство исключать нельзя, оно может случиться, но война…

По нынешней ментальности человечества желания победить ни у кого нет, войны не должно быть. Сейчас время гибридных войн. Зачем сражаться, когда все видят, чем берёт — безо всякой битвы, тихо и осторожно — Китай? Когда побеждает самое сильное оружие США — доллар: ни одного выстрела, а мир под США.

Кто я? Какой я?

— Представляя меня, редактор «Тюменских известий» Анатолий Костров сказал: «Вы все прекрасно знаете, кто такой Омельчук». Но я сам не знаю, что я за человек! Может быть, всё, что я делаю, и есть попытка догадаться, что же я за человек и какую пользу принёс своему роду, человечеству и коллективу нашей телерадиокомпании. Я даже не знаю, плохой я или хороший… Хотя, наверное, — верю в себя! — хороший. Моя мама не могла родить плохого.

Источник: Тюменские известия №32